Папмамбук: интервью с писательницей Мег Розофф

В издательстве «Белая ворона» впервые на русском языке выходят книги американской писательницы Мег Розофф – обладателя медали Карнеги и лауреата премии памяти Астрид Линдгрен (за 2016 г.). Как отметило жюри премии, книги Мег Розофф «обращены как к чувству, так и к разуму. В своей искрометной прозе она пишет о поиске жизненных смыслов и своей идентичности в этом странном мире. Ни одна из ее юмористических и исполненных мужества книг не похожа на другую. Она никогда не оставляет читателя равнодушным».

‒ Расскажите, как появилась Мег Розофф – писатель?

‒ Я начала писать, когда была уже взрослым человеком. Вообще-то я не думала, что могу стать писателем. Я была уверена, что быть писателем ‒ это нечто особенное. Я была запойным, но придирчивым читателем и не хотела писать что-то, что будет не так хорошо, как те книги, которые мне нравились. И еще я ужасно не хотела, чтобы мои друзья шептались за моей спиной: «О, это так грустно, книга Мег Розофф ужасна, лучше бы она этого не делала». Но работала я в той сфере, где необходимо было писать – журналистика, реклама и PR. Мой муж – художник, так что кому-то в семье надо было иметь нормальную работу. Это краткая версия ответа на ваш вопрос.

‒ Тогда не могу не спросить про полную версию.

‒ Случилось так, что мои младшая и средняя сестры заболели раком. И когда младшая умерла, меня вдруг пронзила одна мысль, нечто вроде откровения. Я подумала: я могу потратить всю свою жизнь на работу в рекламе, но если на следующей неделе меня, к примеру, собьет автобус, то окажется, что у меня была просто ужасная жизнь, потому что все, что я делала – это только жаловалась и ныла, что ненавижу свою работу и свою жизнь.

Осознав это, я написала несколько «пробных» романов, просто чтобы понять, что я могу это сделать – написать книгу от начала и до конца. Оказалось, что я пишу очень быстро. Одну из этих книг, хотя ее и нельзя было назвать хорошей, я отправила литературному агенту и получила ответ: «Хм, напиши еще одну». Это была такая немного жесткая англичанка с безупречным вкусом. И мне захотелось произвести на нее впечатление. Я подумала, что если напишу книгу, которая ее впечатлит, то смогу бросить работу в рекламе и начать совершенно другую жизнь. Я не думала про возможную аудиторию – только о том, как бы впечатлить агента. Тогда я спросила у нее: а есть какие-то правила написания книг?

Она ответила: «Забудь все правила, просто пиши так бесстрашно, как сможешь».
Для меня это было действительно очень важно – сама идея, что ты можешь делать что то абсолютно бесстрашно. Потому что всю свою жизнь я была, ну, не бесстрашна. Меня так воспитывали: «ч-шшш, говори потише, будь помягче, будь повежливее, веди себя как леди».

Книгу я написала очень быстро, за несколько месяцев, и так появилась «Как я теперь живу». Это было словно взрыв. Я ушла с работы и перед тем как книга вышла узнала, что у меня самой рак. Когда «Как я теперь живу» поступила в продажу, я находилась в больнице. Но для меня это было время настолько огромного счастья, что я думала: «Ну что ж, если умру, то я все равно сделала то, что хотела».

Правда, у меня в тот момент были проблемы в работе со второй книгой, и я беспокоилась, что если умру, то она так и останется незаконченной.

В итоге я все-таки быстренько закончила вторую книгу и отправила ее редакторам в Америке и в Великобритании, в полной уверенности, что они увидят в ней то же, что вижу я. Однако их реакция была совершенно неожиданной. Они не сказали что-нибудь вроде «здесь нужно еще многое доработать» ‒ с чем я была готова согласиться. Они просто сказали «нет». И один, и другой. Но мой агент, которая фантастически меня поддерживает, посоветовала просто проигнорировать их мнение и продолжать работать над книгой. Я так и сделала, а книга в итоге получила престижную премию в Великобритании ‒ медаль Карнеги.

Именно тогда я подумала: окей, теперь я писатель.

‒ На ваш взгляд, сочинять детские книги проще или сложнее, чем книги для взрослых?

‒ Я не думаю, что это сложнее, чем сочинять для взрослых. Но моя тема – переход из детства во взрослую жизнь. И, на мой взгляд, этот переход длится всю жизнь. Это не происходит за три года или за пять лет между пятнадцатью и двадцатью. Это начинается где-то в девять-двенадцать и продолжается ‒ просто постепенно ты становишься все мудрее и взрослее. По мне, так это история всей жизни.

У каждого ‒ свой путь. Мой путь был таким: ребенком я была очень довольна окружающим миром и той «кожей, в которой живу». Но в 9‒12 лет мир стал намного более запутанным и сложным. Кульминацией стала фраза моей мамы: «Мег, ты становишься женщиной», – я проплакала неделю. Я была так расстроена, потому что не могла представить себя кем-то иным, чем ребенком.

Я ненавидела саму идею утраты детства. Уже учась в университете и изучая английскую литературу, я прочла тонну слов об утрате детства, утрате невинности – там почти все было именно об этом. Многие тексты Шекспира, «Гордость и предубеждение» ‒ все книги, которые я выбирала, говорили об этом. И моя тема – именно это.

Это, конечно, не та тема, которая привлекательна для каждого, и не все любят мои книги. Я читала отзывы… Мой агент постоянно спрашивает, почему я читаю все эти отрицательные отзывы? Но ведь это как увиденная автомобильная катастрофа – ты просто не можешь отвернуться. (Смеется.) Возможно, это даже полезно ‒ видеть, что некоторые люди совершенно не понимают, о чем я говорю в своих книгах. Книги очень индивидуальны.

‒ Но со временем вы смирились с утратой детства?

‒ Для меня до сих пор остается вопросом: каково это ‒ быть взрослым? Какие «правила» существуют во взрослой жизни? Работа, муж, дом и все это коллекционирование вещей вокруг своей персоны ‒ все то, что якобы делает тебя взрослым, – мне это не кажется правильным.

Мне все еще непонятен мир вокруг. Но большинство моих персонажей очень мудрые и гипервосприимчивые. Иногда это дети, иногда ‒ совсем маленькие дети. Например, в одной книге самый мудрый герой – это двухлетка. Иногда это собака. Я убеждена, что мудрость связана с простотой.

То, что мы становимся старше, не меняет нас внутренних и не превращает нас в другого человека.

‒ Есть ли для вас как писателя запретные темы, табу?

‒ Есть вещи, о которых я не хочу писать. Но это не потому, что кто-то сказал мне не делать этого, а просто потому что я в них не верю.

‒ Не могли бы вы привести какие-то примеры?

‒ Некоторые авторы пишут о суициде и селф-харме*, чтобы придать своим книгам «гламурность», сделать их модными. Сегодня выходит множество книг, в которых подростки умирают. Я называю такие книги «печально-счастливыми»: девушка влюбляется, теряет свою девственность и затем умирает от рака, но все это описывается в радужных и нежных красках. Я ненавижу такие книги, потому что видела, как умирают люди и насколько это не романтично. И это то, что я не хочу делать, но не потому что это для меня табу, а потому что это ложь.

‒ Есть ли в ваших книгах некий месседж, важное послание для читателей?

‒ Я не вкладываю в них какой-то конкретный месседж, а просто предлагаю читателю: «Пойдем со мной, и я покажу тебе дорогу, которую выбрала сама. Посмотри, что важно для меня – любовь, дружба, попытка сделать мир чуть лучше…» То есть я пытаюсь немного сместить фокус с озабоченности тем, «достаточно ли я красивая» или «достаточно ли я худая», на более глубокие и значимые вещи.

В моей первой книге рассказывается о девушке, которая интересовалась только собой, ‒ и тут началась война…

Сегодня многие девушки страдают пищевыми расстройствами – анорексией, булимией… У меня самой в двадцать лет было что-то подобное – постоянная одержимость быть худой, еще тоньше, ещё тоньше… Хорошо помню все эти девические запугивания: «Мужчины не станут обращать на тебя внимание, если ты будешь недостаточно худой!..»

И вот я помещаю свою героиню в военное время, когда голодают все. Внезапно все эти ее мысли оказываются абсолютно идиотскими – голодать ради фигуры, когда люди вокруг тебя голодают просто потому, что им нечего есть. Получается, что ее путь – это научиться заботиться о ком-то еще, кроме самой себя. Она перестает постоянно думать только о себе.

Будучи ребенком, я читала книги и открывала для себя, что мир не всегда такой, как о нем говорят учителя и родители. Например, в нашей семье я считалась умной, а моя сестра ‒ красивой. Но значит ли это, что она была глупа, а я уродлива? Нет, конечно. Но иногда в семьях используются такие ярлыки. А вот в книгах все совершенно иначе – там мир предстает более разнообразным, без таких грубых стереотипов и наклеивания ярлыков. Так что книги могут подсказать самые разные идеи о том, как жить. Хотя эти подсказки не всегда могут тебе нравится, ‒ но тогда ты можешь просто отложить книгу.

Возможно, в моем случае это был какой-то психологический протест. Мой отец, которого я очень люблю, всегда любил все контролировать и говорил, что кому делать в семье. Даже если ты просто наливаешь воду в стакан, он обязательно комментировал: надо делать это по-другому, ты делаешь неправильно. Возможно, именно это сделало меня воинственной бунтаркой… И поэтому сейчас я часто говорю другим людям, что им надо делать. (Смеется.)

‒ И какие советы вы обычно даете?

‒ Первый совет не совсем мой и звучит очень просто: не спешите.

Если тебе повезет, ты проживешь долгую жизнь, и тебе нет нужды выполнять все свои задачи заранее. Мне нравится думать, что жизнь – это некий график, который начинается здесь и заканчивается вот здесь. (Показывает рукой возрастание.) И лучше быть наимудрейшим, наисчастливейшим и тому подобное за день до своей смерти, а не в начале жизни, иначе остаток дней будет разочарованием.

Второй совет: не следуй всему, что тебе говорят люди ‒ это не всегда правда. Тебе необходимо найти свою собственную правду.

Например, очень многие считают, что чем больше у тебя денег, тем ты успешнее. Я думаю, это огромная ложь, но люди передают ее друг другу и родители преподносят детям как истину. На мой взгляд, успех – это что-то совершенно другое, связанное со спокойствием, умиротворением, гармонией. Не скажу, что сама живу так каждую минуту, но мне кажется, именно такое представление об успехе должно лежать в основе общества, и его надо транслировать детям вместо бесконечного «вам надо хорошо учиться и сдать экзамены, иначе ваша жизнь будет разрушена». Я чувствую, что я просто обязана сказать каждому ребенку: не слушай, это ложь! Если ты не сдашь экзамены на высший балл, то ничего страшного, твоя жизнь на этом не закончится. Может быть, ты не станешь бизнесменом или адвокатом, не будешь зарабатывать миллионы – ну и что с того? Это твоя жизнь, и тебе необходимо выбирать самому. Делать выбор самостоятельно.

‒ Расскажите о том, как вы работаете. Правильно ли я себе представляю: раннее утро, залитая солнцем комната, запах свежесваренного кофе и муза, присевшая рядом…

Вообще-то, первое, что я делаю утром – это долго гуляю с собаками. Пешие прогулки очень важны – они позволяют побыть наедине со своими мыслями. Я специально оставляю телефон дома ‒ не хочу, чтобы что-то отвлекало меня. Иногда во время прогулки в голову приходят какие-то идеи или решения проблем, и я даже одну из моих книг начала в парке. После прогулки я возвращаюсь домой и кормлю собак. Затем отвечаю на письма, смотрю фейсбук, твиттер, оплачиваю счета – в общем, делаю все, чтобы не начинать писать. Где-то в три часа я наконец-то не нахожу причин, чтобы избежать работы, и приступаю.

Люди говорят: я «сова», я «жаворонок». Так вот, я человек «после полудня». Когда моя дочь ходила в школу, это было вообще сложно, потому что я начинала писать, а она как раз в это время возвращалась из школы. Ей хотелось поделиться чем-то, а я работала, и все получалось как-то не так. Сейчас, когда она в университете, все намного проще. Видимо, я плохая мать.

‒ А кто первый читатель ваших книг?

‒ Точно не дочь. Мне пришлось бы заплатить ей, чтобы она прочитала рукопись. (Смеется.) Мой муж первым читает рукописи и иногда пишет поверх страниц: «Скучно», а иногда и вовсе все перечеркивает.

‒ Легко ли вы воспринимаете критику?

‒ На самом деле, это очень важно, что он не боится сказать «это плохо» или «скучно». Потому что когда ты пишешь, то в какой-то момент твой глаз «замыливается», и ты уже не видишь своих ошибок. Я не из тех писателей, которые считают, что никто не должен видеть их рукопись, пока книга не будет завершена. Даю прочитать некоторым близким и знакомым, чьему взгляду я доверяю, ‒ вдруг кто-то скажет «это скучно» или «я не верю в их отношения». И тогда я, возможно, тоже увижу это и скажу: да, ты абсолютно прав, как же я раньше этого не заметила!..

Книга ведь никогда не пишется так: первая идеальная глава, вторая идеальная глава, третья все такая же идеальная. Ты добавляешь что-то тут, а там убираешь, здесь растягиваешь, а тут смешиваешь. Потому что очень важно сохранять баланс.

‒ Что вы думаете о фанфиках ‒ когда кто-то использует персонажей и мир, придуманный тобой.

‒ Я не возражаю против их существования, но, пожалуйста, не заставляйте меня их читать. Если такая манера письма делает кого-то счастливым, то почему бы и нет. В конце концов, существуют ужасные авторы, которые продаются огромными тиражами, ‒ и это тоже нормально. Все разные.

‒ Как вы думаете, что наиболее важно для продвижения культуры чтения?

‒ Если бы я могла ответить на этот вопрос, то получила бы еще и Нобелевскую премию. (Смеется.)

Я читаю, потому что мне это нравится. Не знаю, с чем это связано. Да, мама много читала мне в детстве. Но и я постоянно читала своей дочери, однако она не читатель. Ей 19 лет, она изучает математику и физику и, возможно, когда-нибудь начнет читать много, но сейчас это не так.

Вы не можете заставить кого-нибудь силой полюбить чтение. Поверьте, я пыталась. Некоторые люди – прирожденные читатели, у них просто есть потребность заполнять себя книжными историями.

Чтение художественной литературы ‒ это средство получения интеллектуального удовольствия и одновременно ‒ способ эскапизма. Думаю, что детям необходимо и то и другое. Многие нуждаются в уединении, потому что переживают трудное время. А книга – самый простой способ побега.

Мне бы хотелось, чтобы дети любили книги, потому что каждый в этой стране любит книги. Чтобы любовь к книгам была естественна.

‒ Расскажите о ваших отношениях с книгами Астрид Линдгрен.

‒ Ребенком я прочитала только «Пеппи Длинныйчулок», и Пеппи стала для меня невероятно важной героиней. Я была нескладной и вообще не совсем «правильной» девочкой. Наверное, даже совсем «неправильной». И тут появляется она – сильная, абсолютно независимая девочка-героиня, которая совершенно не беспокоилась о том, что она какая-то «не такая», – просто была собой. Она делала все что хочет – в ней была абсолютная свобода. Я не говорила, что хочу быть как Пеппи, когда вырасту. Но книги, которые ты читаешь в детстве, могут глубоко осесть в твоей голове и твоем сердце. Как я уже сказала, они рассказывают тебе о возможностях мира, предупреждают о них. В Пеппи была настоящая сила ‒ и вовсе не потому, что она могла поднять лошадь.

Кто-то рассказал мне прекрасную историю, как французы, переводя «Пеппи Длинныйчулок», спросили Астрид Линдгрен: «Мы не видим никакого смысла в том, что девочка поднимает лошадь над головой. Ничего, если мы заменим лошадь на пони?» Астрид Линдгрен ответила: «Да, конечно, ‒ если вы сможете предоставить мне доказательства того, что девочка в состоянии поднять над головой пони». Мне очень понравилась эта история, потому что она заставляет меня думать, что чувство юмора у Астрид Линдгрен схоже с моим. Ее силой духа невозможно не восхищаться.

Здесь, в Швеции, я многое узнала о ее политической работе. Астрид Линдгрен яростно выступала против насилия по отношению к детям, против побоев и телесных наказаний. Именно ее речь и книги изменили мир. Она говорила: если ты хочешь, чтобы мир был жестоким, будь жестоким с детьми. Учи их через насилие, и мир будет полон насилия. Она была борцом за права не только детей, но и животных.

Но другие ее книги – «Рони, дочь разбойника», «Мио, мой Мио» ‒ я прочитала уже позднее.

‒ И какая из них стала любимой?

‒ Та, которую люблю больше всего – это «Братья львиное сердце». Сильная, странная и мрачновато-таинственная история. Это повесть о двух братьях, которые сначала оказываются в далекой стране, куда люди попадают после смерти, а затем и вовсе в стране мертвых.

Это очень утонченное, сложное, темное и при этом обнадеживающее искусство. Я люблю, когда в искусстве ломают правила, границы, когда комбинируют мрачное, смешное и обнадеживающее, ‒ потому что я считаю, что это и есть определение самой жизни.

*Селф-харм (от англ. «self-harm») – «самоповреждение», намеренное нанесение себе телесного вреда (чаще всего порезов или ожогов), причинение физической боли с целью ослабить невыносимое психологическое напряжение, избавиться от эмоциональной боли. 

Беседу вела Екатерина Северина
Перевод с английского Екатерины Севериной

Фото с официального сайта Мег Розофф 

Редакция выражает благодарность Svenska institutet и Генеральному консульству Швеции в Санкт-Петербурге за организацию интервью.

Оригинал публикации по ссылке.

Другие записи из блога

Черный мухомор, ручей в лесу и Невидимки. Интервью с писательницей Ольгой Васильковой

В начале 2024 года в «Белой вороне» вышла книга Ольги Васильковой «Сила черного мухомора». Это завораживающая психологическая сказка о вечной борьбе добра и зла, которая причудливым образом совмещает в себе черты кэрролловского абсурда и уютного мира муми-троллей. Мы поговорили с Ольгой о создании непростого мира книги, характерах персонажах и волшебстве.

«Любая книга для меня — повод придумать фантастические пейзажи и персонажей». Интервью со Свеном Нурдквистом

В феврале на русском языке вышла новая книга Свена Нурдквиста «Дорога домой». Это увлекательное путешествие за загадочным мирам, в которых маленький герой встречает множество причудливых персонажей, попадает в забавные ситуации, а за углом его ждут неожиданные сюжетные повороты. Мы поговорили со Свеном Нурдквистом. 

В большом сердце читателя хватит места для всех

1 декабря на ярмарке non/fictio№ 25 состоялась панельная дискуссия «Таких книг не было в нашем детстве». Это уже вторая дискуссия на эту тему, которую проводит издательство «Белая ворона». Как показывает жизнь, меняются времена, меняются люди, меняются книги, и новые вполне взрослые проблемы все чаще оказываются в фокусе современных книг для детей и подростков. Подобные беседы позволяют хотя бы отчасти увидеть, какие именно процессы происходят в современной российской детской и подростковой литературе.