Когда мы были детьми и, сидя по-турецки, читали волшебные сказки,  — даже тогда мы не верили в то, что их персонажи живут лишь на толстых бумажных страницах. А что же тогда происходит — думали мы,  — когда автор за ними уже не следит, потому что он, может быть, занят, обедает, прилег отдохнуть или умер? Они, что же, так и стоят там, не шелохнувшись, в тех же позах, что и всегда? Ведь это же глупо. И не очень-то правдоподобно. И мы догадывались, подозревали… да нет, знали точно, что они вели себя, как хотели.

И все-таки… все-таки вы, пожалуй, не верите в сказку про Мальчика-с-пальчик, который однажды подумал: «А почему бы мне не бросить ко всем чертям эту старую грымзу — мою матушку, и ее муженька — моего так называемого папашу, и не поехать куда-нибудь далеко-далеко, на запад, к самому Океану?!».

Ну неужели вы не верите в то, что он и в самом деле об этом мечтал: уехать, уплыть, раствориться, но услышать, как «огромные волны раскатываются по песку: врраушшш…», и увидеть, как разрастается небо — там, где вода сливается с серой линией горизонта, и, может быть, почувствовать себя «действительно» маленьким, но как будто бы под защитой. Хорошо-хорошо — вы решаете, что в это стоит поверить, только, кажется, не до конца понимаете его мотивов. Ничего, скоро вы всё поймете. То есть, конечно, не «всё», потому что «всё» — это уж слишком, но где-то в середине повествования, когда Паскаль Жосс («34 года, механик, муж Натали Жосс»), вспомнит картинку из книжки, что так часто рассматривал в детстве,  — в эту секунду, да, вы и поймете — увидите, как накладываются друг на дружку две сказки.

Первую написал Шарль Перро: и в ней Мальчик-с-пальчик, спрятавшись как-то ночью под лестницей и подслушав родительский разговор, убегает из дома вместе с братьями, чтобы спасти их и себя от смерти. Вторую сказку сочинил Жан-Клод Мурлева. Правда, «рассказал» ее вовсе не он, нет. Ее «рассказали» придуманные им герои. По главе, по кусочку, по крошечному эпизоду: о том, как Ян Дутрело — десятилетний Мальчик-с-пальчик — «явился в свой шестой класс какой-то пришибленный и без портфеля»,  — вспоминает Натали Жосс («32 года, социальный работник»); как той же ночью перебудил всех своих братьев, как — самый младший — стал их непререкаемым вожаком,  — об этом говорит 14-летний Фабьен Дутрело, его брат. А Даниэль Санз («48 лет, водитель-дальнобойщик») рассказывает, как вёз сквозь «ту колдовскую ночь«на огромном грузовике семерых мальчишек; а как пол-дня они шагали по шоссе — бормочет Макс («11 лет, брат Яна»), а марш-бросок вдоль железной дороги — пенсионерка мадам Фор стала его случайной свидетельницей («И позади, метрах в ста, гляжу, шестой показался и на закорках еще одного несет»), а первая в жизни поезд-ка на поезде — и как убивалась Валери Массамба: «Знаю, знаю, это не хорошо, что они украли билеты. Я должна была пресечь, разоблачить, сигнализировать… Я этого не сдела-ла. Потому что у того мальчика был такой взгляд — как у затравленного зверька».

Все эти люди — герои Мурлева — всего лишь прохожие, случайные попутчики: со своими заботами, сумками через плечо, обычными тайнами, личными шутками. Иногда они помогают: как сердобольная булочница Мишель Мулен, которая утешалась лишь тем, что, по крайней мере, отдала этим худеньким мальчикам два свежих багета. Иногда — просто смотрят, очень вежливо и безучастно. А порой… порой они поступают так же, как уважаемый месье Февр («52 года, промышленник»), заперший ребят в своем доме, как в том фильме — помните «Комнату страха»? Да, «герои» делают что могут… Бывает, просыпаются ночью и плачут: не потому, что в темное время очень часто снятся дурные сны, а потому, что днем продолжится жизнь, в которой они ничего хорошего не совершили и, наверное, не совершат… А если все-таки совершат? Что ж, тогда в этом будет «повинен» Ян Дутрело — самый маленький, если не сказать незаметный, одетый как пугало, весь перепачканный и немой — но единственный, единственный из всех, ощутивший себя хозяином своей жизни.

«Некоторые люди, правда, не хотят этому поверить,  — жаловался Перро,  — и утверждают, что Мальчик-с-пальчик<…> вернулся в дом своего отца, где его встретили с великой радостью». Но мы ведь знаем, что дважды в одну и ту же реку зайти невозможно, и эта сказка — про семерых братьев, сбежавших из дома,  — уже не та, что прежде. И волшебство, которое когда-то в ней было,  — почти что выветрилось. Может, только месье Мартиньеру — помощнику капитана, которому Мурлева подарил последнее слово, прежде чем написать «Конец»,  — удалось уловить его слабый, призрачный аромат. Хотя, вообще-то, ничего особенного старый моряк не сказал: только вспомнил, как «он, ребенок этот», оглянулся через плечо и улыбнулся чудесной улыбкой. Волшебной улыбкой.