Книга Итало Кальвино и Серджо Стефано «Марковальдо, или Времена года в городе» стала одним из наших бестселлеров на прошедшей ярмарке non/fictio№-ВЕСНА. Мы попросили Татьяну Стамову, переводчицу «Марковальдо», поэтессу и писательницу, рассказать о работе на текстом, и она неожиданно провела параллель между творчеством Кальвино и Платонова.

Работа над переводом «Марковальдо» Кальвино стала для меня неожиданным и радостным опытом. Во-первых, я люблю Кальвино — реалиста-сказочника, Мастера. Во-вторых, как ни смешно, могла бы сказать (не знаю уж вслед за кем) «Марковальдо — это я». Да и многие из нас, жителей больших городов, похожи на Марковальдо, чудака, ищущего что-то живое под асфальтом и убегающего в грезы от городской суеты и рутины.

В гарвардских лекциях, написанных Кальвино в самом конце жизни, он выделил несколько важных для себя свойств прозы. Среди них легкость, точность и живописность («зримость»). В «Марковальдо» — разумеется, соответствующем этим критериям — стиль постоянно балансирует на грани иронии и поэзии (а также реализма и сказки). Весь цикл рассказов мог бы сойти за комикс, если бы не этот горьковатый лирический сквозняк, продувающий его с первой до последней страницы.

«Залетный ветер из чужих краев любит оставлять городу необычные подарки, но замечают их только самые тонкие и чувствительные души — вроде аллергиков, что начинают чихать из-за какой-нибудь особенной цветочной пыльцы» — так начинается самый первый рассказ.

А конец последнего — это чистая греза, сказка, в которой рождественский город предстает Марковальдо совсем маленьким, «словно заключенным в светящийся шар и затерянным в темной лесной чаще, среди стволов столетних каштанов и бесконечных сугробов».

Когда я начинала переводить, руки сами потянулись к старому потрепанному тому на полке, рассказам Платонова. Конечно: эти двое — братья по духу и ремеслу. Фантастическим видением и самим дыханием, пульсом своей глубоко лирической прозы, сочувствующей всякому живому существу на земле, они иногда поразительно похожи друг на друга. И ничего, что Платонов родился на четверть века раньше Кальвино, ведь ни одно слово его до сих пор не постарело.

«Родными братьями» могли бы быть и их персонажи: незаметные, неказистые, порой смешные, но очень живые и настоящие, глубоко чувствующие природу и обладающие пытливостью и воображением философов и поэтов.

Вот Платонов в рассказе «Цветок на земле»:

«И он (мальчик) думал о том, как рождаются из сыпучего скучного песка голубые, красные, желтые счастливые цветы, поднявшие к небу свои добрые лица и дышащие чистым духом в белый свет». (Про «чистый дух» ему объяснил дедушка).

И вот Кальвино в новелле «Грибы в городе»:

«На работе он (Марковальдо) был рассеян больше обычного — думал о том, что пока возится тут с ящиками и упаковками, там, во мраке земли тихие, неторопливые и ведомые только ему одному грибы созревают пористой плотью, напитываются подземными соками и взламывают сухую кору дерна»

Есть, например, два очень похожих по духу рассказа, один о кролике, другой о корове, описывающие одиночество, которое, может быть, еще сильнее человеческого, потому что его нельзя выразить словами.

Кальвино в новелле «Ядовитый кролик»:

«…И еще была эта боль внутри, от которой он переставал быть собой и чувствовал, что может совсем исчезнуть… Кролик неуверенно двигался дальше. Одиночество, настигшее его как раз в тот момент, когда он осознал, что хочет быть с человеком, казалось ему все более грозным и невыносимым. … Он понял, что это объявление войны: с людьми покончено раз и на всегда — глупо было чего-то ждать от них раньше. И в этот момент собственная жизнь стала ему больше не нужна».

Платонов в «Корове»:

«Корова теперь ничего не ела; она молча и редко дышала, и тяжкое, трудное горе томилось в ней, которое было безысходным и могло только увеличиваться, потому что свое горе она не умела в себе утешить ни словом, ни сознанием, ни другом, ни развлечением, как это может делать человек. 

… и ей сейчас было жарко и больно внутри, она глядела во тьму большими налитыми глазами и не могла ими заплакать, чтобы обессилить себя и свое горе».

Пока я переводила, Платонов все время был со мной, и интонация рассказов Кальвино получилась (как мне кажется) естественной и неподдельной.

Есть такое удовольствие у переводчика: зазывает ничего не подозревающих писателей к себе на кухню, сажает друг напротив друга, не сводит с них глаз и радуется. А двойники-то не шибко любят, когда их собирают вместе. Покосятся, посмотрят исподлобья — и разбегутся по своим закуткам, как Марковальдо и Амадиджи.

P. S. Еще раз спасибо издательству «Белая Ворона», сделавшему этот подарок к столетнему юбилею Мастера. (Итало Кальвино родился 15 октября 1923 года.)