Меняются времена, меняются люди, меняются книги. Современные авторы книг для детей и подростков все чаще затрагивают новые вполне «взрослые» темы. Родители, воспитанные на другой литературе, порой с опаской относятся к книгам, в которых говорится о проблемах в семье, смерти или о том, как пережить болезнь близкого.

7 апреля на ярмарке non-fictio№-ВЕСНА мы организовали дискуссию «Таких книг не было в нашем детстве. Новые культурные коды детской литературы». Мы позвали детских писателей Зулю Стадник, Людмилу Потапчук, Дмитрия Сиротина, Дениса Сокоротягина, литературного критика и поэтессу Ольгу Лишину обсудить, как эти сложные темы входят в современную российскую детскую литературу и что чувствуют и переживают авторы, когда затрагивают непростые вопросы в своих текстах. Мероприятие получилось очень искренним. Записали и расшифровали для вас самые интересные вопросы и ответы писателей.

Ведущая: Ольга Лишина, поэтесса, литературный критик
Денис Сорокотягин, актер, режиссер, автор книги «Во всем виноват Бэнкси»
Зуля Стадник, автор повести «Она не больна»
Дмитрий Сиротин, автор романа «Шла по небу лошадь»
Людмила Потапчук, автор страшной истории «Проходите, раздевайтесь»

Ольга Лишина (О.Л.): Друзья, хотела бы начать встречу в такого вопроса: для кого вы обычно пишите и про кого? Представляете ли вы читателя заранее? Или же пишите, в первую очередь, для себя и о себе?

Дмитрий Сиротин (Дм. С.): Я никогда не пишу для себя, я стараюсь представлять читателя. Если я буду писать для себя и про себя, вряд ли это будет так интересно, как могло бы быть. Возможно, получаются книги не совсем для детей, но и не только для взрослых. Я называю это прозой для детей и родителей.

Зуля Стадник (З. С.): Когда я начинаю писать, я не думаю о том, для кого я пишу. Внутри просто рождается конкретная история, которую хочется рассказать. Когда я писала „Она не больна“, ощущала себя влюбленным подростком и старалась это состояние передать в тексте. Когда я пишу для маленьких, я ощущаю себя таким же ребенком, как мои персонажи и читатели.  Я перестаю быть собой. Может быть, я вообще не человек в этот момент. 

Людмила Потапчук (Л. П.): Чтобы говорить о том, кому адресована подростковая литература, нужно сначала определиться, подросток —  ребенок или уже нет? Это, как мне кажется, вопрос, способный вызвать дискуссию. Когда я была подростком, я считала себя очень взрослой, знающей куда больше чем мои родители. Поэтому и герои моей книги такие. И, видимо, читатели.

О. Л.: Чувствуете ли вы ответственность за мир, который показываете читателям? Должно ли в книге для детей всегда быть утешение, хороший финал? Например, в книге Дмитрия Сиротина «Шла по небу лошадь» его очень мало. Словно открыли грудную клетку, показали ее содержимое, задали много вопросов, но ответов не дали. Лежит ли на авторе ответственность за хороший или плохой финал?

Дм. С.: Бывает так, что вокруг темно-темно, но в конце свет мерцает. То ли свечка горит, то ли отражается далекий солнечный луч — огонек светится. Ответственность за читателей чувствую и считаю, что огонек этот важен, поэтому сохраняю его.

З. С.: Если взять жизнь такую, какая она есть, в ней есть очень много горя и несправедливости. Не всегда все получается так, как мы того хотим. Поэтому я создаю свой мир и свою собственную Вселенную, где есть утешение и счастливый финал. Каждый автор решает сам, конечно, какую историю ему писать, но я хочу чтобы хотя бы в моих книгах царили справедливость и радость.

Л. П.: Мне всех своих героев всегда очень жалко, ответственность перед читателем ощущаю постоянно. Но ответственность за страшное в книгах — спорный вопрос. Наши дети в пятом классе проходят „Муму“ — чем их можно напугать? Не надо недооценивать детей и подростков, напугать я их точно не боюсь.

Д. С.:  В моих взрослых текстах всегда есть что-то больное и только для себя. А детские истории для меня обычно связаны с каким-то моим гормональным взрывом: когда мне очень плохо, книга приходит и спасает. Поэтому ответственности за читателей и перед читателями не чувствую. Я пишу и двигаюсь по тексту, ориентируясь только на сюжет и мое состояние,   двигаюсь в беспамятстве, анализирую написанное уже после. Важно, чтобы в книгу я вошел одним, а вышел совсем другим человеком.

О. Л.: Как быть с неидеальными взрослыми в подростковой литературе?

Л. П.: Если человек занимает почетную должность, он совсем не обязательно является автоматически хорошим. И про это раньше было не принято писать — врачи, учителя и другие профессионалы считались благородными и обязательно хорошими людьми. Разве что в «Чучеле» учительница представлена не самым лучшим образом, но все равно она  не совсем уж безнадежный  персонаж. В моей книге заведующая поликлиникой — само зло. Таких книг точно не было в нашем детстве.

Д. С.:  Моя книга без взрослых. Взрослые покинули аудиторию. Остались только подростки и я. Я за мир без взрослых.

З. С.: В моей повести на взрослых сюжет тоже не сосредоточен. Сама себя я взрослой не ощущаю. И если пишу о взрослых, они всегда представляются старше, серьезнее и ответственнее меня. Подростки мне гораздо ближе, интереснее.

О. Л.: Как вы используете язык подростков и сленг? Я как автор регулярно получаю за сленг от «серьезных взрослых». Вам не страшно, что дети «начитаются и научатся»? И нет ли ощущения, что такой язык — преходящий?

Л. П.: Чему я могу научить подростков? Они сами научатся и еще меня научат. Когда я писала героиню Дарью, то часть лексики подслушала у подростков, а часть придумала сама. Мне нравится сленг, он придает яркости. И писать, имитируя сленг, очень интересно.

З. С.: Я почти не использовала сленг. Так как атмосфера книги трепетная и нежная, мне показалось, что сленгу в ней не место.

Дм. С.: Я стараюсь избегать сленга. Не говорю, что сленг — это плохо. Просто мне он не органичен. Я чувствую, что в моем случае сленг лучше не использовать.

Д. С.: Сленга в моей книге много, язык, конечно, устаревает. Уже устарел. Но главное, подростки понимают, о чем речь. Если реакция на отдельные слова вызывает яркие эмоции — и это тоже важно. Потому что это живая реакция. Я сам очень люблю сленг, поэтому, что с меня взять, если я сам такой?

О. Л.: Какие отзывы вы получаете на ваши книги? Как читатели реагируют на непростые темы?

Дм. С.: Отзывы дают силы работать, даже несмотря на случающийся негатив. Мне пишут не только читатели, но и коллеги. Например, так мы познакомились с Денисом Сорокотягиным: он прочитал мою книгу, связался со мной, в итоге мы провели совместную читку.

З. С.: Книга вышла недавно, и мне еще, наверное, предстоит получить критические отзывы. Пока реакция хорошая. Тема болезни довольно сложная, ее можно по-разному представить. Для меня было важно показать человека, который живет полной жизнью в той точке, которая, вероятно, последняя. И как окружающие взаимодействуют с таким человеком. Мне многие говорили, в том числе и моя приятельница, у которой рак в ремиссии, что болезнь в книге представлена неназойливо, тема раскрывается постепенно, создается эффект мягкого погружения. Это помогает читателю не раниться.

Л. С.: Претензия у некоторых читателей одна: мало ужасов. И я постараюсь исправится.

Д. С.: Книга была написана в 2020 году. Был мир и было солнце. Иногда думаю, может хватит уже книгу мусолить? Ведь она совсем о другой жизни. Но я спрашиваю, как вам? Нормально, — говорят. Отзывы хорошие. Потому что все они о том, что было хорошо и тепло. Моя книга — волшебная таблетка, сказка о другом мире.